Однако, мы с вами вольны предположить, что тогда это было чем-то вроде крыши, с объемистыми герметичными резервуарами, на которую потом  и пришлось затаскивать эту воду.
С современной точки зрения эта работа, прямо скажем, не так, чтобы квалифицированная, но не такая уж и пыльная.
Муторная, конечно, но, если не носить эту воду решетом,  да к тому же иметь Слово!
Да и выключатель – тоже, так что и день был ненормированный…

Вообще создается впечатление, что первоначально наш приятель занялся тем же, чем занимались когда-то новоиспеченные советские «фазендейро»!
Так иногда они сами себя насмешливо называют после известных бразильских киносериалов.
Им, в свое время, давали по клочку земли, несколько соток, где-нибудь на болоте, где тоже было ни сесть, ни встать. Вот они и копались на нем, по уши в грязи, также не считаясь ни с затратой сил, ни времени.

Весь третий день он занимался мелиорацией, копал ямки для морей, из накопанного грунта сооружал Альпы, Кордильеры и всякие прочие Гималаи.

…И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями…   (Быт 1)

Нарезал грядки, сажал деревья и овощи, сеял траву и злаки.
Ну, а вода на крыше нужна была, само собой, для орошения.
Вполне разумно.
В этот день он так увлекся, что не выключал света, пока не дождался плодов от всех своих посадок, даже от деревьев.
И остался весьма доволен содеянным.

…И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его.
И увидел Бог, что это хорошо.
И был вечер, и было утро: день третий.  (Быт 1)

Ну, еще бы! И мы были бы рады на его месте!

Однако, на четвертый день обнаружились какие-то недочеты с первородным светом.
Какие – мы теперь не узнаем никогда. Может быть, сломался выключатель, может быть, сели батарейки…
А может быть, просто не пришелся по вкусу ненормированный рабочий день?
Только принялся Гора налаживать наружное освещение, капитальное, с автоматизированным управлением.
Светильник помощнее - для светлого времени, а для темного - послабее, но так, чтобы впотьмах не спотыкаться. А чтоб совсем уж было красиво (и дешево!), – насыпал на крышу отходов от производства этих светильников.
Работа физически не такая увлекательная, как в день третий, зато, не в пример, интеллектуальная. 
А главное, наконец-то, появилось  регулярное время и не надо было таскаться с фо-нариком.

…И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи…
И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы.
И увидел Бог, что это хорошо.
И был вечер, и было утро: день четвертый.   (Быт 1)

Итак!
На шестой день он проснулся в приподнятом настроении и, даже не позавтракав, поспешил в свою оранжерею, чтобы вновь насладиться сотворенной им идиллией.
Но там его ожидал такой очередной прокол, что картина увиденного чуть не привела его в полный ступор.
Овсы потоптаны, грядки перерыты, по клумбам и цветникам - будто Мамай прошел…
Кругом истекающие кровью или уже источающие смрад гниения трупы животных…
А расплодившиеся на легких хлебах, то бишь, мясе, хищники гоняют и рвут на части немногих оставшихся травоядных…
И в этой ужасающей свистопляске, под ногами тех и других, гибнут остатки ботаники!..

- ЦЫ-Ы-Ы-ЫТЬ! – истошным воплем взвыло Слово!
И все замерло.

- Кошмар, какой кошмар! - тоскливо думал он, обходя побоище. – Это ж надо же! Кто бы мог подумать, что натворили! Уму непостижимо!
Но, хочешь - не хочешь, а надо приводить все в порядок и обижаться можно только на себя. Недалеко же ты ушел от китайцев, которые через тысячи лет придумают лозунг: «десять лет упорного труда, зато потом тысячу лет благоденствия!»
Нет, ты погляди, как напакостили, а? Целый день теперь паши, а ведь завтра жди опять того же самого! За что боролся, на то и напоролся, ишачь теперь каждый божий день!
Эх, бросить бы все к родной бабушке в болото! Так нет, теперь эта чертова фазенда будет, как чемодан без ручки: и нести тяжело и бросить жалко, столько трудов положено!
Да и перед окружающими срамно…
Один только этот проклятый Сатана уж как достанет насмешками, черт бы его побрал, не будешь знать куда бежать!
Ишь, присоседился, тоже чего-то под землей роется!
Что он там копает, хоть бы одним глазком посмотреть!? Такие работы развернул, что аж огонь и дым столбом иной раз из земли прет. Да такой вонючий, хоть из Эдема беги!
Не иначе, как очередную пакость опять задумал…
И такой ведь пройдоха, без мыла куда хошь влезет!
Вчера взялся помогать зверюшек лепить, так такого налепил! Обезьяны, говорит, называются…
А что на тебя похожи, говорит, так это «дружеский шарж» называется!
Отослать бы этого «дружка» куда подальше, да некуда, одни мы во Вселенной.
И  Землю эту создать не иначе, как черт меня за язык дернул! Ведь знал, что может случиться, потому и держал язык за зубами столько времени… Так  нет, все ж таки, ляпнул это чертово Слово!
Пока Земли не было, так летали, каждый сам по себе, по разным углам Вселенной, да и знать друг друга не хотели. А теперь никуда не денешься, закон тяготения, куда его ни зашвырни – все равно, рано или поздно, назад шлепнется.
Вон, камни, отходы от светильников, – то один, то другой с тверди падают, так сколько переполоху каждый раз!
А если этот долбанется, учитывая его действительную массу покоя – не приведи, господи!
Специально для него чего-нибудь сотворить – много чести, да и черт его знает, до какой мерзопакости он там, за глазами-то, додумается.
Не-ет, уж лучше терпеть, как соседа по коммуналке, но здесь, под присмотром.
Да и некогда теперь и силенки уже не те, дай бог с этим хозяйством управиться.
Эх, не было у бабы хлопот, так купила баба порося! Баба – что, волос долог, ум короток, а тут вроде и не баба, а такую свинью сам себе подложил...
Думал, как лучше, а получилось, как всегда!
Здоровье-то уже тоже не то: и радикулит и пневмония хроническая. Попробуй-ка всю жизнь, всю вечность на криогенном морозе, да на космическом ветру! Ни тебе крыши над головой, ни мягкого дивана.
Негде даже голову  приклонить! Так всю жизнь по Вселенной и промотался, из конца в конец…
А какой там, к черту, конец, если она бесконечная?
Хоть в ней и ни фига до сих пор не было, а все равно надо лететь, посмотреть, проверить. Должность такая! Рассчитывал под старость теплое гнездышко свить, чтобы было, где кости погреть...
Еще этот присосался, не дает, старику, мне покою! Зуб даю, это он там под меня копает, спит и видит, как бы недвижимость мою оттяпать.
Знает, что чем дальше, тем стоимость кадастровая выше будет...

Да-а, но что же делать-то, что делать? После такого тра-ля-ля, из такого бросового шлепка грязи такое чудо сотворил! И вот, на тебе…
Сотворил, сотворил! Тоже мне, «творец» несчастный!
На кой черт «насотворил» столько скотины? Дорвался до бесплатного! Со скотины-то что возьмешь, на то она и скотина, тварь неразумная!

Однако, день близился к закату и к тому времени наш  фазендейро уже почти выбился из сил после титанических работ по восстановлению флоры и фауны на своих плантациях.
Когда же он подошел к яме с божественной глиной, из которой еще только вчера лепил свои животные творения, вдруг оказалось, что и глина кончилась, остался один голый песок!
Опять двадцать пять, за рыбу деньги! Опять прокол...
Вот невезуха!
Но - график есть график, составлен и утвержден им самим и пересмотру не подлежит.
А по графику, в шестой день, он, кровь из носу, обязан создать венец своего творения!
Тем более, что, по тому же графику, завтра – выходной, значит, работа должна быть сделана сегодня.
Так что, как потом будут говорить немцы: война – войной, а обед - по распорядку!
И потом, это только тот, кто не хочет, всегда ищет причину, а тот, кто хочет – ищет возможность.

«Итак, - размышлял он, - техусловия такие: скотина должна быть не маленькая, но и не большая, иметь не только ноги, чтобы ходить, но и руки, чтобы работать.
Еще было бы неплохо, чтобы были мозги, причем в голове, а не в заднице, чтобы хоть иногда сначала думала, прежде чем что-то начинать делать!
Ну, ладно, с мозгами-то мы как-нибудь выкрутимся, вложу немного своих, для закваски. От меня-то не убудет…
А вот из чего делать все остальное, ума не приложу: материала-то нет!
Вот еще незадача: все только начинается, а дефицит уже есть!
Да, вот еще, чуть не забыл. Раз я хочу поставить ее над хозяйством вместо себя, вроде как управляющим, надо, чтобы эта скотина хоть как-то походила на меня…
Ну, хотя бы внешне, ведь иначе остальные твари могут ее и не признать. Того гляди взбунтуются, да и съедят, а там - пронеси, господи! - и до меня доберутся!
Не-ет, уж! Тут надо технически!

Вот ч-черт, и времени нет и материал кончился...
А ну-ка, ну-ка, погоди-ка! А где эти, как их там? «Дружеские шаржи!»
Во, где рук-то, целых четыре! Выбрать, чтоб без хвоста, да на рожу поприличнее, а остальное там да тут чуть подправить, на скорую руку, вот тебе и решение!
Точно!!!
Так, так, ну-ка, где они?  Ага, вон там какие-то на ветках висят!»

- Эй! Ну-ка, ты, подойди сюда! Да не ты, не ты, а ты! Экой ты недотепа, господи! А рожа-то, рожа!
Повернись, повернись! Да не так, вот так встань... Ох и ублюдок, язви тебя! А волосатый-то какой, тебя только брить неделю надо.
Ну, блин, и материальчик! - прости меня, грешного... За версту видно, кто делал. Ес-ли б не знал, кто точно, подумал бы, что Кукрыниксы поизгалялись.
Не «дружеский шарж», а вражеская карикатура!

Дневные звери и птицы мало что разглядели в темноте, некоторые поверили на слово и в дальнейшем относились к новому правителю более или менее лояльно.
Остальным, в том числе ночным животным, крупным хищникам и, в особенности, микробам и вирусам, его лычки  были  до лампочки. 
Как показала дальнейшая история, отношения между ними и потомками их в дальнейшем строились только в соответствии с собственными гастрономическими пристра-стиями каждого вида.
До поры, до времени.
Здраво рассудив, что фазенда слишком переполнена живностью и, дабы избежать повторения побоища и облегчить участь своему неопытному заместителю, Гора раско-мандировал все виды животных и растений по всей Земле, каждый по своему ареалу оби-тания.
И дал наказ: живите, плодитесь-размножайтесь и пользуйтесь тем, что каждый получил, по своему усмотрению.

На этом церемония закончилась.
И наш приятель, с приятным чувством честно исполненного долга, умыл руки от всего содеянного в ближайшем ручье.
А потом, с нескрываемым облегчением, удалился на заслуженный отдых.

…И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал…   (Быт 2)

Вот так и закончилась первая рабочая неделя Вселенского созидания.
И – последняя!
Больше не было создано ничего.
Родив мышь и, мало-мальски, приведя ее в порядок, особенно свою фазенду, Гора ушел в бессрочный отпуск и почил  на лаврах.
Потому что дивана у него тогда еще не было.

Волшебной глины в яме давно уже не было, это Гора помнил. Но еще помнил он и то, что, когда перелицовывал обезьяну в Адама, отметил наличие у того лишнего ребра.
Тогда он не стал возникать по этому поводу, время поджимало.
Там не только ребро, аппендикс, например, еще кое-что. Ну, да что там говорить, чертова работа!
Теперь он решил это использовать.
Достав из кладовки свой запылившийся медицинский несессер, под вечерок он спустился в сад к Адаму и завел с ним непринужденную беседу о том, о сем.
И незаметно подсыпал ему в аперитив снотворного.

Стояла полная луна, все было хорошо видно и операция прошла успешно. Гора извлек лишнее ребро, мастерски заштопал разрез и все оставшееся время, до самого рассвета, занялся главным: ваянием.

Когда занялась заря и первые лучи солнца осветили новое создание, Гора долго не мог оторвать взгляд от содеянного.
Он молча обходил неподвижную и пока бездыханную фигуру, разглядывая ее со всех сторон, будто видел ее впервые и будто не сам изваял ее только что.
Смешно сказать! – из только что вырезанного у Адама ребра!
М-да…

И вдруг, по мере того, как он всматривался…
Что-то такое стало находить на него…
Какие-то неясные, к чему-то смутно манящие чувства, доселе абсолютно незнакомые!..
Поначалу неуловимо-тонкие и лёгко-томящие, как нежное дуновение ласкового майского ветерка…
И призывно волнующие и дурманящие, как касание волос любимой женщины…
Это что-то исподволь, но так же неотвратимо, как морской прилив, начало заполнять все его существо странным, все более ощутимым чем-то…

Уже все его тело все сильнее и сильнее приходило в трепет под напором какого-то неизъяснимого, непреодолимо-властно зовущего к чему-то... и все нарастающего, неве-домого, но сладостного желания чего-то...
Это чувство, это желание уже билось в нем, рвалось наружу, чтобы выразиться в чем-то…
Но билось – и разбивалось о какую-то непонятную преграду, рвалось – и не в силах было вырваться из-за какой-то неясной, но, несомненно, физической невозможности реа-лизации этого чего-то…
- ??
- !!!

Гора стоял, прикрыв глаза, прислушиваясь к этому никогда не испытанному прежде чему-то…
И все бездумнее, и все безвольнее отдавался этим гулко пульсирующим и все более требовательно влекущим куда-то и к чему-то, переполняющим все его существо грезам…
Переполняющим, бьющимся об край, но в тщетном бессилии выплеснуться за этот край…

Время для Горы остановилось, а вся вселенная сжалась до этого самого, неведомого чего-то…

Наваждение стало таять, когда солнце начало припекать ему плешь.
Очнувшись, Гора с непривычным смущением оглянулся вокруг…, потом посмотрел на все еще спящего Адама…, затем на свое последнее произведение…
И тяжело, и прерывисто вздохнул.

Потоптавшись в недоуменной растерянности еще какое-то время и, как бы собираясь с мыслями, он еще раз, как-то по особенному, взглянул на безмятежно лежавшую ничком фигуру Адама…
Потом еще раз, в глубоком раздумье, обошел неподвижную пока фигуру…
Потом сел на подвернувшийся валун и надолго принял позу роденовского мыслителя…

Наконец, он встал и что-то стал делать со своим последним шедевром.
Но, что же еще можно делать с шедевром, если это действительно шедевр?

Что именно, мы можем только догадываться, потому что лучшее – враг хорошего, а совершенству пределов не бывает…
Читатель, наверняка, догадается тоже - может быть, но - чуть попозже…
А пока – сделав несколько загадочных пассов, Гора резко повернулся и отошел от фигуры, даже не взглянув на нее…
Постоял, погруженный в свои мысли, невидяще глядя вдаль, но взглядом, устремленным куда-то глубоко внутрь себя…
Потом еще раз, искоса, бросил свой странный, долгий взгляд на спящего Адама…
Постоял еще… 
Затем опять, также резко, решительно и вдруг, как бы боясь передумать, повернулся к изваянию...
Запнулся на секунду…
И вдохнул в него - Жизнь.

Прошло еще несколько секунд…
Создание пошевелилось, как бы просыпаясь, потом изящно и томно  потянулось, и открыло глаза.
- Здравствуйте! – сказало оно Горе.
- Здравствуй, Ева, – ответил Гора. - Я – твой Шеф, а это - твой друг, Адам.
Эй, Адам, ну-ка, просыпайся!
И он бесцеремонно попинал сандалией по голой пятке Адама.
Адам повернулся на спину, сонно открыл глаза и посмотрел сначала на Шефа, потом перевел взгляд на стоящую рядом с ним фигуру…
Разом  вскочил и остолбенел...

Затянувшуюся паузу прервал Гора.
«Как я его понимаю!» - подумал он и сказал:
- Поздоровайся, Адам. И познакомься, это теперь твоя подруга, Ева.
Живите, дружите. Вдвоем вам будет веселее. Покажи, познакомь ее со всем, что у нас тут есть, проинструктируй…
А я пошел к себе, что-то я притомился…

Если бы Адам глядел вслед Горе, он увидел бы, как тот удаляется вдруг погрузневшей и не свойственной ему медленной, старческой походкой.
А если бы видел его лицо...
Но Адам уже забыл и про Шефа и про все на свете.
Теперь у него была Ева!!!

Гора в своем пентхаусе, сидя на диване из мягкой облачной массы, мрачно наблюдал за происходящим.
Потом подскочил, заметался по своим апартаментам из угла в угол и в возбуждении не заметил, как очутился снаружи.

- Да, - думал он, - подсидел меня, все-таки, родный братец. Ну почему, ну зачем все так устроено! Ну, в природе понятно, борьба за выживание, конкуренция, выживает силь-нейший и т.д. и т.п.
Но меж нами-то зачем? И почему? Воспитание такое или еще какая причина!? Про воспитание ничего не могу сказать, за вечностью лет вообще уже не помню ничего. Ни откуда мы взялись, ни кто наши родители… Ни вообще, были, а может, и не было их у нас?
И как мы оказались вдвоем в этой пустой, холодной, мрачной и забытой богом темной дыре?..
Стой, погоди! Каким богом?
Ты же сам – бог!!!
Да, бог. Я бог, потому что создал все это, то, чего не было никогда!
Нет, погоди… Хорошо, ты бог, бог… Только успокойся.
Ты, ты, конечно, ты все это создал! Сам создал.
А вот ты, ты сам-то, откуда взялся? Тебя самого-то, кто создал? И - братца твоего родимого, черт бы его побрал! А??

Так…, так…
Так что же это выходит? Я – не один-единственный? И не такой крутой, раз меня тоже кто-то создал?
Значит, есть Создатель еще и покруче меня!?
Если я… если я создал такую невообразимо безбрежную вселенную, с миллиардами галактик, в каждой их которых миллиарды звезд… и, черт его знает, сколько еще всякого другого барахла…
Тогда тот, что круче меня, тоже создал свою Вселенную!
Но Такую, в которой таких вселенных, как моя, не меньше, чем в моей вселенной этого барахла!
А вместе с этим барахлом – и меня тоже?

«Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии…»
Ни один микроб не в состоянии увидеть тела хозяина, в котором он живет!
Так и я, быть может, вместе со всей моей «грандиозной вселенной» и со всем ее барахлом – всего лишь мельчайшая из пылинок Той Вселенной?

Но тогда погоди, погоди… Это… что же получается? Выходит, если меня создал кто-то покруче меня… тогда… тогда…
Тогда, откуда этот кто-то взялся?
Не значит ли это, что того, крутого, который меня создал, тоже кто-то создал, еще покруче этого крутого?
А того, кто покруче, создал еще кто-то, попокруче, а того – еще попопокруче, а того – еще попопопокручее!
И так, все круче и круче – до бесконечности!!!
Потому что самого крутого тоже должен был создать кто-то, еще круче этого самого крутого!
Иначе – откуда он взялся???

Гора всердцах хватил кулаком по тому предмету, на котором сидел, и тут невероятной силы вонь и смрад ударили ему в ноздри…
А сам он чуть не опрокинулся кубарем на спину, внезапно провалившись во вдруг потерявшую объем опору под его филейной частью!
Оказывается, в продолжение всех бед и невезению сегодняшнего дня, он, мечась в возбуждении по саду, забрел в какие-то дебри и уселся на вздувшийся труп дохлой зебры!
От его удара едва сдерживающая давление продуктов гниения, уже и так подопревшая, шкура зебры лопнула!
И опала, выбросив изрядное облако миазмов и струю жидкой гнилостной массы, вперемешку с извивающимися в ней жирными трупными червями…

- О, черт, черт, черт!!
Гора с отвращением замывал в ближайшем фонтане свои белоснежные божествен-ные одежды.
- Нет, ну, надо же, опять так жидко опростоволоситься! Откуда она тут взялась? Наверное, львы, паскудники, притащили, а жрать не стали! Оборзели вконец, «цари зверей», уже в Эдем свою добычу тащат!
А сам-то, сам-то куда глядел? Тоже мне, «всезнающий и всеведающий»!
«Абсолют»!
Неудачник и абсолютный недотепа, вот, кто ты!
Единственный и неповторимый!

- Ну, нет – никому и никогда… Ни слова, ни полслова! – Гора имел ввиду не столько смываемую им гнилостную массу и стряхиваемых червей, сколько то обескураживающее озарение, пришедшее ему в голову только что.
– Я – бог, да – бог, единственный и неповторимый!
И нигде, никогда и никого кроме меня не было!
Никогда, нигде и – ни-ко-го!
И внушить это надо всем, всем - без исключения!

Гора брезгливо выковырял из-за пазухи очередного шевелящегося червяка.

- Фу, какая гадость! На кой черт я вас создал?
Ну, да, один-единственный, как же!
А - братец?
О, черт, еще и братец! Совсем из головы выскочило! Господи, ну, за что мне такое наказанье!

При мысли о братце Гора даже застонал и заскрежетал зубами.

- Ну, господи, ну, вообще, к чему это все? Зачем это все? И зачем мы с ним здесь, с какой целью?
Да ведь еще и цапаемся всю жизнь, сколько себя помню. Только потому, что я старше, первородство мое ему не по нутру?
И ведь вроде ничего и не делает, а все время на шаг впереди идет!
Смотри, хитромудрый какой: «дружеский шарж» подсунул вовремя и даже ребро лишнее вложил с умыслом, а я-то думал, что он по глупости!
Нет, плохо, плохо я своего братца знаю, хотя и знаю его целую вечность! Теперь понятно, зачем он целый батальон этих «шаржей» налепил, всякого вида и калибра.
Чтобы и всю глину извести и нужного «шаржа» между ними замаскировать!
А я-то, простофиля, заглотил эту наживку, как глупый карась! Нет, не зря говорить будут: на то и щука в море, чтобы караси, вроде меня, не дремали!
Даже не дремал – спал без задних ног, пока он на своем дереве сидел!
Видишь ли, вроде бы просто лежал, на солнышке грелся, ничего зазорного не делал. И прогнать не за что было, юридически никаких противоправных деяний!
Часа своего ждал, в засаде, по змеиной своей натуре!
Да-а…

Ну, а что же теперь с Адамом-то делать?
И с Евой!!!
С одной стороны, вне всякого сомнения, это венец моего творения, ничего подобного мне больше уже не создать.
Только вспомнить, что было, и посмотреть, что стало!
Красавец, умница и все больше становится похож на меня, в молодости. И все благодаря той божественной закваске, что я вложил в его голову в свое время!
Что ни говори, а мозг – это лучшее нечто, что когда бы то ни было создано на свете…

Гора, конечно же, знал, где Адам с Евой свили свой укромный шалашик. Подходя к этому месту, он издали услышал, что там происходит.
- Адам! – позвал он.
Шум стих.
- Адам, где ты?
Нет ответа.
- Адам, так где же ты? Выйди ко мне и приведи Еву!

Послышался шорох, из-за кустов появился Адам, смущенно прикрываясь большим фиговым листом. Из-за плеча его стыдливо выглядывала Ева.
- Что так долго и что это за маскарад?
- Дак, вот... Ева принесла... – не нашелся, что сказать, Адам.
- Ева!?
- Я собирала фиги, меня Змей позвал… и дал вещицу… Сказал: Адам потерял... Адам примерил и вот... Приросло...
- Ясно! Я все знаю. Не я ли запрещал вам подходить к дереву? Не я ли запрещал вам общаться со Змеем?
Отвечайте!

Верзила Адам, как нашкодивший школяр, неуютно переминался  с ноги на ногу. Ева спряталась за его спину.
- Молчание расценивается как признание своей вины.
Я обещал вам смерть за ослушание. Но я милостив и вот вам мой приговор.
Ева подходила к дереву и общалась со Змеем.
Таким образом, она нарушила запрет дважды и приговаривается к высылке за сто первый километр. С конфискацией имущества, без [реклама] свиданий и переписки.
Адам к дереву не подходил и непосредственно со Змеем не общался.
Но, как старший по должности, несет ответственность за подчиненный персонал.
К тому же, пользовался тем, что дал Змей, вместо того, чтобы доложить о случившемся по инстанции.
Вещественное доказательство налицо, поэтому никакие оправдания не принимаются.
Адам остается в Эдеме, но приговаривается к лишению прав на Еву, вещественное доказательство подлежит принудительной конфискации.
Приговор ясен?
Подсудимые, вы имеете право на последнее слово.

Ева заплакала навзрыд, но Адам, дотоле стоявший понурившийся, в виноватой позе, распрямился и, глядя прямо в глаза Горе, твердо сказал:
- Нет, Шеф, твой приговор меня не устраивает, он несправедлив!
Я насмотрелся на ваши склоки со Змеем, но до сих пор молчал, не мое дело.
Однако, быть козлом отпущения в ваших разборках не собираюсь, это - уже мое дело!
Либо Ева остается здесь и со мной, и все остается как есть, а что случилось – то случилось. 
Мы - не рабы, пусть даже и «божьи», и мы готовы работать у тебя, но - как свободные люди и ты не имеешь [реклама] вмешиваться в нашу личную жизнь.
Либо я ухожу с Евой.
Проживем и без тебя. И никаких тебе «принудительных конфискаций»!
Обойдешься!
Ты ведь прекрасно знаешь, что теперь я могу постоять и за себя и за Еву.
И бессмертие твое без Евы мне не нужно!

Глаза Горы медленно наливались кровью.
Бунт!
Он думал, что оседлал ситуацию и одним ударом разрубит этот Гордиев узел, однако это случилось.
Гораздо раньше, чем он ожидал.
Но - надо держать марку, иначе верх останется за этим рабом!

- Хорошо! Уходите оба.
Но теперь будешь потом и кровью добывать хлеб свой насущный, будешь пахать и сеять, но вырастут одни сорняки.
И голодать будешь, ты и твои дети! И умрешь и в землю ляжешь, откуда взят!
А ты, Ева, теперь будешь рожать и будешь иметь детей.
Но рожать будешь в муках, и болезней будет женских у тебя неисчислимо!
А чтобы не переметнулись вы на сторону Змея, кладу вражду между вами и вашим потомством и всеми змеями на свете, обидными и безобидными.
И бейте их без разбора, а они жалить будут вас в пятки!
Проваливайте!

…И сказал Господь Бог змею: …вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты бу-дешь жалить его в пяту.
Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу влечение твое, и он будет господствовать над тобою.
Адаму же сказал: за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором я заповедовал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; тернии и волчцы произрастит она те-бе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.   (Быт 3)

Глава 3. Первая кровь.

Прошло время.
Адам и Ева нашли подходящее место, пригодное для полноценной сельской жизни. Это была живописная долина, с небольшой, но полноводной рекой, а невдалеке начина-лись отроги гор, покрытые девственными лесами.
Здесь они построили дом, завели хозяйство.
Знания и навыки, приобретенные ими в Эдеме, очень пригодились им теперь. Адам знал, что говорил, когда, уходя из Эдема, сказал Еве, что все, что им нужно – в них самих и отнять это никто не в силах.
Спустя положенный срок у них родился первенец, Каин.

Пока Адам занимался обустройством хозяйства, Каин, по малолетству, все больше крутился возле матери, занимавшейся огородом, и постепенно так и пошел по линии зем-леделия.
Через некоторое время родился младшенький, Авель. Когда он немного подрос, Адам стал все чаще брать его в степь, где он присматривал за скотом, пока Адаму прихо-дилось заниматься другими хозяйственными делами.
Авель стал скотоводом.

Так шел день за днем, год за годом, росло и благоустраивалось хозяйство, росли по-мощники, жизнь налаживалась все лучше и лучше.
Все это время Гора ревниво следил за отселенцами и успехи этой строптивой пароч-ки кололи ему сердце иголками.
Поначалу он напускал на них хищных диких зверей, но Адам быстро стал искусным охотником и все звери очень скоро узнали, кто в округе хозяин.
Потом Гора пытался сломить их то засухой, то наводнениями.
Но Адам быстро научился землеустроительным делам.
Он соорудил плотину, устроил оросительную и дренажную сети и теперь его хозяй-ство было всегда с водой в самые засушливые годы, а излишки воды в дождливые накап-ливались в водохранилище или сбрасывались в реку, минуя поля и постройки.

Тогда Гора решил отыграться на детях.
Время от времени он спускался то к одному, то к другому, когда родителей не было поблизости, и вел с ними как бы ничего не значащие разговоры о том, о сем, прощупывая характер и наклонности каждого.
Адам не раз говорил с детьми, предупреждая, что нельзя доверяться чужим людям, но кто слушает этих «шнурков в стакане», особенно, когда они начинают возникать про-тив уличных авторитетов?
Простодушным подросткам, конечно, льстило внимание взрослого дяди! 
А дядя, как заправский растлитель неокрепших детских душ, постепенно вбивал клин между братьями, играя на их самолюбии и ловко пользуясь соревновательностью, присущей юношескому возрасту.
Ребята время от времени угощали своего взрослого друга плодами трудов рук своих, хвалясь друг перед дружкой, как это бывает среди подростков, и добиваясь его особого расположения.
И вот однажды Гора дождался своего часа.

…Каин принес от плодов земли дар Господу, и Авель также принес от первородных стада своего и от тука их.
И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел.
Каин сильно огорчился, и поникло лице его.
И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лице твое?...
…И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем в поле.
И когда были они на поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его.   (Быт 4)

Каин приволок огромную корзину овощей и фруктов, а Авель принес маленького жареного ягненка.
Гора взял жаркое и погладил Авеля по голове, а корзину Каина презрительно пнул так, что содержимое рассыпалось по пыли.
Каин позеленел.
- Что ты, Каин, надулся? Чего бы доброго принес, а такое дерьмо растет у меня около каждой придорожной канавы.
Вот Авель – молодец, ублажил меня! – подлил он еще масла в огонь. – Ну, ладно, я пошел. Спасибо, Авель, за барашка. Очень вкусно!
А ты будь мужчиной!

Коварнее такого удара по юношескому самолюбию придумать трудно.
Естественно, Каин сказал Авелю: «Пойдем, выйдем!»
Что там между ними произошло, трудно сказать, но Каин был старше и, конечно, сильнее и Авель живым домой уже не вернулся.

Каин всю ночь бродил по окрестностям вокруг дома, боясь показаться родителям на глаза.
Гора же, витая над ним, продолжал психически давить на него:
- Каин, где Авель, брат твой? - вопрошал он его ехидно.
- Не знаю, что я, сторож брату своему! – огрызался тот.
- Знаешь! И я знаю. Голос крови брата твоего вопиет ко мне от земли, принявшей кровь его от руки твоей!
Проклят ты будешь теперь от нее!
И когда будешь возделывать ее – не даст тебе силы своей для тебя! И будешь ски-таться по ней – не даст приюта нигде для тебя! - потрясал кулаками Гора.
- Так куда же теперь деваться мне? Домой идти - отец прибьет, из дому бежать – так на дороге, как ты говоришь, любой встречный-поперечный издеваться будет!
Сам же виноват, зачем стравливал нас, мы так дружны с братом были!
- Ладно, ладно, об этом помалкивай, щенок! - оборвал его Гора. - Молод еще, учить меня будешь!
Я – отец твой небесный, а паханы своих не бросают. Так и быть, вот тебе малява, «индульгенция» называется, вот, на лоб прилеплю, чтоб издалека видно было.
А на словах, при случае, скажешь, что за тебя я всемеро, кого надо, на перо возьму!
Вот тебе адресок, хата есть одна, держи прямо на восток, не доходя – упрешься. Если понравится – останешься там.
А теперь - вали отсюда!

…И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой?
Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?
И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от зем-ли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле.
И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно; вот, Ты сго-няешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня.
И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро.
И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его.   (Быт 4)